Комментарии (2)
— Он правду говорил; я пишу. Только это всё равно.
С минуту помолчали; он вдруг улыбнулся давешнею детской улыбкой.
— Он это про головы сам выдумал, из книги, и сам сначала мне говорил, и понимает худо, а я только ищу причины, почему люди не смеют убить себя; вот и всё. И это всё равно.
— Как не смеют? Разве мало самоубийств?
— Очень мало.
— Неужели вы так находите?
Он не ответил, встал и в задумчивости начал ходить взад и вперёд.
— Что же удерживает людей, по-вашему, от самоубийства? - спросил я. Он рассеяно посмотрел, как бы припоминая, об чём мы говорили.
— Я... я ещё мало знаю... два предрассудка удерживают, две вещи; только две; одна очень маленькая, другая очень большая. Но и маленькая тоже очень большая.
— Какая же маленькая-то?
— Боль.
— Боль? Неужто это так важно... в этом случае?
— Самое первое. Есть два рода: те, которые убивают себя или с большой грусти, или со злости, или сумасшедшие, или там всё равно... те вдруг. Те мало о боли думают, а вдруг. А которые с рассудка - те много думают.
— Да разве есть такие, что с рассудка?
— Очень много. Если б предрассудка не было, было бы больше; очень много; все.
— Ну уж и все?
Он промолчал.
— Да разве нет способов умирать без боли?
— Представьте, - остановился он передо мною, - представьте камень такой величины, как с большой дом; он висит, а вы под ним; если он упадёт на вас, на голову - будет вам больно?
— Камень с дом? Конечно, страшно.
— Я не про страх; будет больно?
— Камень с гору, миллион пудов? Разумеется, ничего не больно.
— А станьте вправду, и пока висит, вы будете очень бояться, что больно. Всякий первый учёный, первый доктор, все, все будут очень бояться. Всякий будет знать, что не больно, и всякий будет очень бояться, что больно.
— Ну, а вторая причина, большая-то?
— Тот свет.
— То есть наказание?
— Это всё равно. Тот свет; один тот свет.
— Разве нет таких атеистов, что совсем не верят в тот свет?
Опять он промолчал.
— Вы, может быть, по себе судите?
— Всякий не может судить как по себе, - проговорил он покраснев. — Вся свобода будет тогда, когда будет всё равно, жить или не жить. Вот всему цель.
— Цель? Да тогда никто, может, и не захочет жить?
— Никто, - произнёс он решительно.
— Человек смерти боится, потому что жизнь любит, вот как я понимаю, - заметил я, - и так природа велела.
— Это подло, и тут весь обман! - глаза его засверкали. — Жизнь есть боль, жизнь есть страх, и человек несчастен. Теперь всё боль и страх. Теперь человек жизнь любит, потому что боль и страх любит. И так сделали. Жизнь даётся теперь за боль и страх, и тут весть обман. Теперь человек ещё не тот человек. Будет новый человек, счастливый и гордый. Кому будет всё равно, жить или не жить, тот будет новый человек. Кто победит боль и страх, тот сам бог будет. А тот бог не будет.
— Стало быть, тот бог есть же, по-вашему?
— Его нет, но он есть. В камне боли нет, но в страхе от камня есть боль. Бог есть боль страха смерти. Кто победит боль и страх, тот сам станет бог. Тогда новая жизнь, новый человек, всё новое... Тогда историю будут делить на две части: от гориллы до уничтожения бога и от уничтожения бога до...
— До гориллы?
— ... До перемены земли и человека физически. Будет богом человек и переменится физически. И мир переменится, и дела переменятся, и мысли, и все чувства. Как вы думаете, переменится тогда человек физически?
— Если будет всё равно, жить или не жить, то все убьют себя, и вот в чём, может быть, перемена будет.
— Это всё равно. Обман убьют. Всякий, кто хочет главной свободы, тот должен сметь убить себя. Кто смеет убить себя, тот тайну обмана узнал. Дальше нет свободы; тут всё, а дальше нет ничего. Кто смеет убить себя, тот бог. Теперь всякий может сделать, что бога не будет и ничего не будет. Но никто ещё ни разу не сделал.
— Самоубийц миллионы были.
— Но всё не затем, всё со страхом и не для этого. Не для того, чтобы страх убить. Кто убьёт себя только для того, чтобы страх убить, тот тотчас бог станет.
— Не успеет, может быть, - заметил я.
— Это всё равно, - ответил он тихо, с покойною гордостью, чуть не с презрением. — Мне жаль, что вы как будто смеётесь, - прибавил он через полминуты.
— А мне странно, что вы давеча были так раздражительны, а теперь так спокойны, хотя и горячо говорите.
— Давеча? Давеча было смешно, - ответил он с улыбкой, - я не люблю бранить и никогда не смеюсь, - прибавил он грустно.
— Да, невесело вы проводите ваши ночи за чаем, - я встал и взял фуражку.
— Вы думаете, - улыбнулся он с некоторым удивлением. — Почему же?
Нет, я... я не знаю, - смешался он вдруг, - не знаю, как у других, и я так чувствую, что не могу, как всякий. Всякий думает и потом сейчас о другом думает. Я не могу о другом, я всю жизнь об одном. Меня бог всю жизнь мучил, - заключил он вдруг с удивительною экспансивностью.
— А скажите, если позволите, почему вы не так правильно по-русски говорите? Неужели за границей в пять лет разучились?
— Разве я неправильно? Не знаю. Нет, не потому что за границей. Я так всю жизнь говорил... мне всё равно.
— Ещё вопрос более деликатный: я совершенно вам верю, что вы не склонны встречаться с людьми и мало с людьми говорите. Почему вы со мной теперь разговорились?
— С вами? Вы давеча хорошо сидели и вы... впрочем, всё равно... вы на моего брата очень похожи, много, чрезвычайно, - проговорил он покраснев, - он семь лет умер; старший, очень, очень много.
— Должно быть, имел большое влияние на ваш образ мыслей.
— Н-нет, он мало говорил; он ничего не говорил. Я вашу записку отдам.
Он проводил меня с фонарём до ворот, чтобы запереть за мной. "Разумеется, помешанный", - решил я про себя.
Фёдор Михайлович Достоевский - "Бесы"
С минуту помолчали; он вдруг улыбнулся давешнею детской улыбкой.
— Он это про головы сам выдумал, из книги, и сам сначала мне говорил, и понимает худо, а я только ищу причины, почему люди не смеют убить себя; вот и всё. И это всё равно.
— Как не смеют? Разве мало самоубийств?
— Очень мало.
— Неужели вы так находите?
Он не ответил, встал и в задумчивости начал ходить взад и вперёд.
— Что же удерживает людей, по-вашему, от самоубийства? - спросил я. Он рассеяно посмотрел, как бы припоминая, об чём мы говорили.
— Я... я ещё мало знаю... два предрассудка удерживают, две вещи; только две; одна очень маленькая, другая очень большая. Но и маленькая тоже очень большая.
— Какая же маленькая-то?
— Боль.
— Боль? Неужто это так важно... в этом случае?
— Самое первое. Есть два рода: те, которые убивают себя или с большой грусти, или со злости, или сумасшедшие, или там всё равно... те вдруг. Те мало о боли думают, а вдруг. А которые с рассудка - те много думают.
— Да разве есть такие, что с рассудка?
— Очень много. Если б предрассудка не было, было бы больше; очень много; все.
— Ну уж и все?
Он промолчал.
— Да разве нет способов умирать без боли?
— Представьте, - остановился он передо мною, - представьте камень такой величины, как с большой дом; он висит, а вы под ним; если он упадёт на вас, на голову - будет вам больно?
— Камень с дом? Конечно, страшно.
— Я не про страх; будет больно?
— Камень с гору, миллион пудов? Разумеется, ничего не больно.
— А станьте вправду, и пока висит, вы будете очень бояться, что больно. Всякий первый учёный, первый доктор, все, все будут очень бояться. Всякий будет знать, что не больно, и всякий будет очень бояться, что больно.
— Ну, а вторая причина, большая-то?
— Тот свет.
— То есть наказание?
— Это всё равно. Тот свет; один тот свет.
— Разве нет таких атеистов, что совсем не верят в тот свет?
Опять он промолчал.
— Вы, может быть, по себе судите?
— Всякий не может судить как по себе, - проговорил он покраснев. — Вся свобода будет тогда, когда будет всё равно, жить или не жить. Вот всему цель.
— Цель? Да тогда никто, может, и не захочет жить?
— Никто, - произнёс он решительно.
— Человек смерти боится, потому что жизнь любит, вот как я понимаю, - заметил я, - и так природа велела.
— Это подло, и тут весь обман! - глаза его засверкали. — Жизнь есть боль, жизнь есть страх, и человек несчастен. Теперь всё боль и страх. Теперь человек жизнь любит, потому что боль и страх любит. И так сделали. Жизнь даётся теперь за боль и страх, и тут весть обман. Теперь человек ещё не тот человек. Будет новый человек, счастливый и гордый. Кому будет всё равно, жить или не жить, тот будет новый человек. Кто победит боль и страх, тот сам бог будет. А тот бог не будет.
— Стало быть, тот бог есть же, по-вашему?
— Его нет, но он есть. В камне боли нет, но в страхе от камня есть боль. Бог есть боль страха смерти. Кто победит боль и страх, тот сам станет бог. Тогда новая жизнь, новый человек, всё новое... Тогда историю будут делить на две части: от гориллы до уничтожения бога и от уничтожения бога до...
— До гориллы?
— ... До перемены земли и человека физически. Будет богом человек и переменится физически. И мир переменится, и дела переменятся, и мысли, и все чувства. Как вы думаете, переменится тогда человек физически?
— Если будет всё равно, жить или не жить, то все убьют себя, и вот в чём, может быть, перемена будет.
— Это всё равно. Обман убьют. Всякий, кто хочет главной свободы, тот должен сметь убить себя. Кто смеет убить себя, тот тайну обмана узнал. Дальше нет свободы; тут всё, а дальше нет ничего. Кто смеет убить себя, тот бог. Теперь всякий может сделать, что бога не будет и ничего не будет. Но никто ещё ни разу не сделал.
— Самоубийц миллионы были.
— Но всё не затем, всё со страхом и не для этого. Не для того, чтобы страх убить. Кто убьёт себя только для того, чтобы страх убить, тот тотчас бог станет.
— Не успеет, может быть, - заметил я.
— Это всё равно, - ответил он тихо, с покойною гордостью, чуть не с презрением. — Мне жаль, что вы как будто смеётесь, - прибавил он через полминуты.
— А мне странно, что вы давеча были так раздражительны, а теперь так спокойны, хотя и горячо говорите.
— Давеча? Давеча было смешно, - ответил он с улыбкой, - я не люблю бранить и никогда не смеюсь, - прибавил он грустно.
— Да, невесело вы проводите ваши ночи за чаем, - я встал и взял фуражку.
— Вы думаете, - улыбнулся он с некоторым удивлением. — Почему же?
Нет, я... я не знаю, - смешался он вдруг, - не знаю, как у других, и я так чувствую, что не могу, как всякий. Всякий думает и потом сейчас о другом думает. Я не могу о другом, я всю жизнь об одном. Меня бог всю жизнь мучил, - заключил он вдруг с удивительною экспансивностью.
— А скажите, если позволите, почему вы не так правильно по-русски говорите? Неужели за границей в пять лет разучились?
— Разве я неправильно? Не знаю. Нет, не потому что за границей. Я так всю жизнь говорил... мне всё равно.
— Ещё вопрос более деликатный: я совершенно вам верю, что вы не склонны встречаться с людьми и мало с людьми говорите. Почему вы со мной теперь разговорились?
— С вами? Вы давеча хорошо сидели и вы... впрочем, всё равно... вы на моего брата очень похожи, много, чрезвычайно, - проговорил он покраснев, - он семь лет умер; старший, очень, очень много.
— Должно быть, имел большое влияние на ваш образ мыслей.
— Н-нет, он мало говорил; он ничего не говорил. Я вашу записку отдам.
Он проводил меня с фонарём до ворот, чтобы запереть за мной. "Разумеется, помешанный", - решил я про себя.
Фёдор Михайлович Достоевский - "Бесы"
Комментарии (1)
"Люди жаждут хлеба и зрелищ, так дай же им это!"
Расходовать себя ради других, ради веселья остальных...выходит, это моя стезя? Жертвовать своим временем и силами в угоду людям?
Получается, то неправда, что писатели пишут для себя?
Нужно создавать что-то великое. Нет, не великое, - величайшее! А остальное - пустяки... Но для этого надо знать, есть ли дар, талант. Знать наверняка. А не расходоваться просто так...
Это такая ответственность... И дело вовсе не в сюжетах, каркасах, на которых держится книга (хотя, безусловно, они также важны), но в индивидуальности. Должно что-то цеплять людей. Нужно думать, как препарировать себя так, чтобы не потерять, не навредить себе, но чтобы также было интересно и понятно другим.
Я об этом думала... долго думала и пришла к выводу, что размениваться на других не стоит, достаточно знать себя и свои мысли, чтобы написать шедевр.
А если подгонять себя под стандарты, то выйдет нечто, напоминающее труп младенца, лежащего мёртвым грузом всё это время в мозгу, пока он не родился на бумаге (ну или в ворде). Оно не будет иметь жизни - и для меня, и для других. "Нужно придерживаться уже созданной стратегии", но не лучше ли идти своим путем? Пусть получится тот же труп, но он будет живой. Для создавшего, то есть для меня. Доктор Франкенштейн был умным человеком, а придумавший его - ещё смышлённее).
Расходовать себя ради других, ради веселья остальных...выходит, это моя стезя? Жертвовать своим временем и силами в угоду людям?
Получается, то неправда, что писатели пишут для себя?
Нужно создавать что-то великое. Нет, не великое, - величайшее! А остальное - пустяки... Но для этого надо знать, есть ли дар, талант. Знать наверняка. А не расходоваться просто так...
Это такая ответственность... И дело вовсе не в сюжетах, каркасах, на которых держится книга (хотя, безусловно, они также важны), но в индивидуальности. Должно что-то цеплять людей. Нужно думать, как препарировать себя так, чтобы не потерять, не навредить себе, но чтобы также было интересно и понятно другим.
Я об этом думала... долго думала и пришла к выводу, что размениваться на других не стоит, достаточно знать себя и свои мысли, чтобы написать шедевр.
А если подгонять себя под стандарты, то выйдет нечто, напоминающее труп младенца, лежащего мёртвым грузом всё это время в мозгу, пока он не родился на бумаге (ну или в ворде). Оно не будет иметь жизни - и для меня, и для других. "Нужно придерживаться уже созданной стратегии", но не лучше ли идти своим путем? Пусть получится тот же труп, но он будет живой. Для создавшего, то есть для меня. Доктор Франкенштейн был умным человеком, а придумавший его - ещё смышлённее).
Ты хотела хаоса, хотела, чтобы что-то сдвинулось с мёртвой точки. Но мир... он постоянен, даже если в нём происходит какая-то непонятная хрень. Кажется, ничего не происходит. Ты грезила все эти годы об апокалипсисе, о банальном нашествии зомби, о третьей мировой войне с роботами. Наконец, ты хотела увидеть Судный день, будучи живой. Также стоит сказать, что ты всегда добивалась своего. И вот, all of my dreams have come true. Вокруг ползают падшие ангелы и умоляют Бога вернуть их на место. Но Он их уже не слышит, потому что не хочет того. Что касается людей, то они "возмечтали забыть о Боге". В век своих примитивных технологий. Им нравится быть полноправными хозяевами своей жизни, они забывают и забываются, захлёбываются в своём всемогуществе до того, что становятся с каждым днем все глупее и аморальнее. Тут нет спасения. Земля потеряна. Мы потеряны, у нас нет конкретного будущего. Нечего проследить взглядом вдаль, там ничего - темнота и провал в зияющую дыру пустоты. Нужно трезво оценивать ситуацию, и я так делаю. Я не брежу. Я понимаю, что нас - Человечество - хорошего ничего не ждёт. Голод, испытания среди таких же как ты, животных. Чем мрачнее представляешь своё будущее, тем больше ты готов к реальной предстоящей ситуации. Я рассуждаю, не пророчу. Всё происходит так, как я представлю в своём примерном приблеженном представлении. Стоит на петлю сделать венок из полевых цветов, пока они не закончились и покончить с этим, не дожидаясь полнейшей дальнейшей задницы.
Тебе стало страшно. Страшно весело от предстоящих испытаний. Ты, как бешеная собака, ждёшь времени, когда можно будет сорваться с цепи и перегрызть всем глотки. Без вины, без обвинения себя и без осуждающих взглядов, ведь их просто не останется. Налёт цивилизации тонок, он моментально слетит, как тонкий слой пыли с подоконника в квартире, где не убирались пол месяца. Ты жаждешь аморальности. Ты хочешь быть плохой для себя, но пока у тебя не слишком хорошо получается, потому что ты ещё не осознаешь, куда попала. Клуб Rectum, тебя не презирают, потому что ты не набила никому морды, никому до тебя нет дела в этой бешеной бесконечно огромной пустоте (этой кишки). Все заняты своим делом. Они ещё не понимают, что все сумасшедшие наполовину всегда правы. Продолжают свою возню мышинную... Ставят глобальные цели. Не собираются умирать. Но все когда-то будут на "входе в пустоту".
Тебе стало страшно. Страшно весело от предстоящих испытаний. Ты, как бешеная собака, ждёшь времени, когда можно будет сорваться с цепи и перегрызть всем глотки. Без вины, без обвинения себя и без осуждающих взглядов, ведь их просто не останется. Налёт цивилизации тонок, он моментально слетит, как тонкий слой пыли с подоконника в квартире, где не убирались пол месяца. Ты жаждешь аморальности. Ты хочешь быть плохой для себя, но пока у тебя не слишком хорошо получается, потому что ты ещё не осознаешь, куда попала. Клуб Rectum, тебя не презирают, потому что ты не набила никому морды, никому до тебя нет дела в этой бешеной бесконечно огромной пустоте (этой кишки). Все заняты своим делом. Они ещё не понимают, что все сумасшедшие наполовину всегда правы. Продолжают свою возню мышинную... Ставят глобальные цели. Не собираются умирать. Но все когда-то будут на "входе в пустоту".
Комментарии (1)
Играя роли.
Может быть, она вскоре отщепится, и всё будет хорошо. Я не умру, надеюсь, преждевременно. Весь дневник - это книга. Книга, понимаете? Это всё было нереальностью, происходило не со мной - с ней. Моим допельгангером, как я обнаружила в начале прошедшей зимы. Тогдашняя мысль об этом ещё не доходила до сути понимания, что я была ей. Теперь же должно произойти расщепление, и, если всё пройдёт гладко, я стану нормальной. Пришло время.
Получается, этот дневник стал моим утешением и спасением от безумия. Я разделялась, когда писала сюда обо всём, что происходило со мной, обо всех ужасах, происходящих со мной. Она спасла меня, явившись осенью 2018 (но она и была моей мнимой смертью). Я ещё тогда не понимала этого, я этого не понимала до недавнего времени. Ведь в жизни у меня всё хорошо. Вроде бы. Поверхностностно всё хорошо, а значит, и в целом. А "Безвозмездный дар" всего лишь её эпопея. Наверное, она окажется длиннее "Войны и мира". Да и разрозненные куски дней - это и вовсе не чтиво. Так, что-то типа дневников, как у известных писателей. Не верхушка айсберга, - дно болота. Если у меня получится отделить её от себя и если я этого захочу, то я буду. Я останусь здесь. Иначе... будет иначе. Шестой круг ада, город Дит, среднее кольцо горящих томящихся могил. Но вы думаете, что я способна быть бичёванной плотью этих жалких демонов? что люцифер меня достанет и вернёт в свой город грехов? ничего подобного. Я Королева Мёртвых - обращена в чёрное, облачена в чёрное как будто плащ из мух на мне висит и говорят лицо перед смертью облепляют плотоядные мухи но только их не видно, это про астральную проекцию а Пломбирный Император всё ещё не может оторвать свою задницу от трона хоть много раз просила это Салимов удел виноват вампиры захватили это местечко и истребили всех людей, куда же они попадают когда всё же истлевают? заслуживают ли они быть моими пыльными подданными? ведь от них остаётся только прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах.
Может быть, она вскоре отщепится, и всё будет хорошо. Я не умру, надеюсь, преждевременно. Весь дневник - это книга. Книга, понимаете? Это всё было нереальностью, происходило не со мной - с ней. Моим допельгангером, как я обнаружила в начале прошедшей зимы. Тогдашняя мысль об этом ещё не доходила до сути понимания, что я была ей. Теперь же должно произойти расщепление, и, если всё пройдёт гладко, я стану нормальной. Пришло время.
Получается, этот дневник стал моим утешением и спасением от безумия. Я разделялась, когда писала сюда обо всём, что происходило со мной, обо всех ужасах, происходящих со мной. Она спасла меня, явившись осенью 2018 (но она и была моей мнимой смертью). Я ещё тогда не понимала этого, я этого не понимала до недавнего времени. Ведь в жизни у меня всё хорошо. Вроде бы. Поверхностностно всё хорошо, а значит, и в целом. А "Безвозмездный дар" всего лишь её эпопея. Наверное, она окажется длиннее "Войны и мира". Да и разрозненные куски дней - это и вовсе не чтиво. Так, что-то типа дневников, как у известных писателей. Не верхушка айсберга, - дно болота. Если у меня получится отделить её от себя и если я этого захочу, то я буду. Я останусь здесь. Иначе... будет иначе. Шестой круг ада, город Дит, среднее кольцо горящих томящихся могил. Но вы думаете, что я способна быть бичёванной плотью этих жалких демонов? что люцифер меня достанет и вернёт в свой город грехов? ничего подобного. Я Королева Мёртвых - обращена в чёрное, облачена в чёрное как будто плащ из мух на мне висит и говорят лицо перед смертью облепляют плотоядные мухи но только их не видно, это про астральную проекцию а Пломбирный Император всё ещё не может оторвать свою задницу от трона хоть много раз просила это Салимов удел виноват вампиры захватили это местечко и истребили всех людей, куда же они попадают когда всё же истлевают? заслуживают ли они быть моими пыльными подданными? ведь от них остаётся только прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах, прах.
Комментарии (1)
Оглядываясь назад, мне страшно вспоминать то, что со мной творилось прошедшей осенью и частично зимой.
Я вспоминаю отрывки из своей жизни, и в моей голове возникает вопрос о моей действительной адекватности, даже для себя. Сомневаюсь.
Но потом я вспоминаю также, что люди наедине с самими собой ведут себя зачастую не совсем нормально. То есть, я уже говорила об этом в дневниках, они не отдают себе отчёта в том, что делают. Ну или отдают, но, так как их никто не видит, они могут творить какую-нибудь реальную дичь.
Мозг фортеля выкидывает.
И это нормально.
Но я-то о себе. Бррр, в дрожь бросает от своих действий. Я ОПОМНИЛАСЬ. О боже, о господи, как я себя не сгубила?!! Как я умудрилась себе не навредить настолько, что не убила себя? Это состояние - помрачнение сознания - занимало место здравого рассудка. Тогда я говорила, что он кристально чист... Он засран, проще сказать сейчас. Всякими книжками, оккультными трактатами, кинжалами, кровью, плотью от плоти, окружающей плотью, плоти во плоти, плоскими думами, туманом, сайлент хиллом и ещё бог знает чем. Мусорка.
И вы. Вы, люди, продолжаете кидать в мою восприимчивую голову всякий сор, ненужную муштру. О, я прошу, я умоляю, не останавливайтесь! Я всё приму. Я скажу вам больше - я это переработаю. Под свою картину мира. И выдам, возможно, вам. Я - washing machine, в которую вы всякий раз кидаете свои dirty shoes.
Всякий раз я стараюсь унять себя. Sufflaminandus sum или как там у Джойса. Но чем дальше я пишу, чем дольше вы меня слышите (видите), тем больше становится непонятно. Ни мне, ни вообще кому-либо.
Я вспоминаю отрывки из своей жизни, и в моей голове возникает вопрос о моей действительной адекватности, даже для себя. Сомневаюсь.
Но потом я вспоминаю также, что люди наедине с самими собой ведут себя зачастую не совсем нормально. То есть, я уже говорила об этом в дневниках, они не отдают себе отчёта в том, что делают. Ну или отдают, но, так как их никто не видит, они могут творить какую-нибудь реальную дичь.
Мозг фортеля выкидывает.
И это нормально.
Но я-то о себе. Бррр, в дрожь бросает от своих действий. Я ОПОМНИЛАСЬ. О боже, о господи, как я себя не сгубила?!! Как я умудрилась себе не навредить настолько, что не убила себя? Это состояние - помрачнение сознания - занимало место здравого рассудка. Тогда я говорила, что он кристально чист... Он засран, проще сказать сейчас. Всякими книжками, оккультными трактатами, кинжалами, кровью, плотью от плоти, окружающей плотью, плоти во плоти, плоскими думами, туманом, сайлент хиллом и ещё бог знает чем. Мусорка.
И вы. Вы, люди, продолжаете кидать в мою восприимчивую голову всякий сор, ненужную муштру. О, я прошу, я умоляю, не останавливайтесь! Я всё приму. Я скажу вам больше - я это переработаю. Под свою картину мира. И выдам, возможно, вам. Я - washing machine, в которую вы всякий раз кидаете свои dirty shoes.
Всякий раз я стараюсь унять себя. Sufflaminandus sum или как там у Джойса. Но чем дальше я пишу, чем дольше вы меня слышите (видите), тем больше становится непонятно. Ни мне, ни вообще кому-либо.
После бала.
В Колонном
Зале -
Разбить
Колени,
Разбить
Чело.
Склонила
Лик
Мадонна
На ладони
От стыда.
Что - поелику
То невелика
Беда... -
Рёк
Остроумный,
Разобидев -
Опозорив.
____
Ну расскажи,
Что чай
Балтийский -
Не лафит
И не кларет-
Коблер,
Развороши
Заворожённое.
Что чтить
Обычаи да свычаи
На вотчины обочине -
Почти что
Неприличное
Юродство.
____
Сироткою
В чахотке
Сумасбродною,
Венерой
В Чевенгуре -
Рыть
Котлован -
Charmant,
Charmant.
Тумана
Пелена,
И белены
Объелся
Сударь.
И удаль
Ошалелая,
Больная -
Что после бала -
Да на погребальны
Дроги,
Ей-богу,
Пересесть -
Да на приволье.
Тут ненавистная
Весна -
Кому невеста,
Что во крови
Поплавала
Сестрою
Милосердной,
Не навь - но явь
Известная.
И чем повеяло
С душистых
Прерий:
Лаврентий
Берия -
Вам имя.
Вот плакали -
Да не хватило
Слёз,
Кричали -
Да охрипли.
Прилипло
Горе
Намертво.
___
А ночью
Тёмной
Шла
Путём
Окольным
Да в сокола
Подстреленного
Очи
Загляделась -
И было
Это счастие
Оплачено
Вперёд.
И мутный
Тот рассвет,
И улицею
Росси -
В балетный
Класс,
И осень
Ранняя,
И раненый
Ваш взор.
И дивный
Ваш убор -
Дореволюция.
Вас увезёт
Полиция
И не вернёт.
Ааавтор: Виктория Винницкая.
The Day Of Night.
Эта мелодия ассоциируется у меня с холодным осенним утром, когда по земле стелится туман, и вдалеке ты видишь только плотную хмарь, предвещающую дождь. Ледяной, мелкий. Непрекращающийся. И ты смотришь в небо, а оно серое, а солнце где-то вдалеке, оно поднимается и добавляет розовый оттенок в серый цвет, отчего горизонт становится грязно-розоватым. Всё также уныло наступает день. День ночи.
И кажется, что из этого нет выхода. Вечно серое небо. Вечно плотный туман. Вечно холодный моросящий дождь. Это моя реальность. Моя потусторонняя реальность. День ночи - самое точное название. День, который не принесёт бархатной тьмы, в которой можно укрыть свою голову. Вечный серый свет и сырость. Запах промокшего продрогшего от этой сырости болеющего мира. И порой мне даже нравится это. Нравится это представлять. Там спокойно и хорошо. Играет эта потусторонняя мелодия. Это так, как будто ты уже мёртв, но ещё жив. Тело твоё двигается и просит выполнять его потребности. Но на большее ты уже и не способен. Уже не способен...
Эта мелодия ассоциируется у меня с холодным осенним утром, когда по земле стелится туман, и вдалеке ты видишь только плотную хмарь, предвещающую дождь. Ледяной, мелкий. Непрекращающийся. И ты смотришь в небо, а оно серое, а солнце где-то вдалеке, оно поднимается и добавляет розовый оттенок в серый цвет, отчего горизонт становится грязно-розоватым. Всё также уныло наступает день. День ночи.
И кажется, что из этого нет выхода. Вечно серое небо. Вечно плотный туман. Вечно холодный моросящий дождь. Это моя реальность. Моя потусторонняя реальность. День ночи - самое точное название. День, который не принесёт бархатной тьмы, в которой можно укрыть свою голову. Вечный серый свет и сырость. Запах промокшего продрогшего от этой сырости болеющего мира. И порой мне даже нравится это. Нравится это представлять. Там спокойно и хорошо. Играет эта потусторонняя мелодия. Это так, как будто ты уже мёртв, но ещё жив. Тело твоё двигается и просит выполнять его потребности. Но на большее ты уже и не способен. Уже не способен...
Сегодня последний день весны.
Завтра 1 июня.
В городе дождь, свежо.
Мне нравится такая погода, когда на улице темно (то есть ночь), идёт дождик и светят фонари. В этом свете листва от клёнов красиво блестит. Почему-то вспомнила Токио. Настроение, как будто я там и слушаю радио на ютубе the bootlegboy (вроде так этот канал называется). Как будто я живу в высоком небоскрёбе, в небольшой, но уютной комнатушке. И ночью свет красиво светит, и город не спит. Не этот асфальт намокший, заборы... И пыль. Вдалеке, через дома, если посмотреть в окно моей нынешней спальни, видно реку. Она сейчас наверняка блестит от света магистральных огней. На том мосту красиво ночью проезжать. Я помню, когда я только приехала учиться, я поехала на выходные в Б, к тёте. Когда я ехала в такси вечером (но эта была осень, и казалось, как будто уже ночь), я впечатлялась этими огнями сказать что большого? (не знаю...) города. Тогда всё мне казалось ново и неизведанно. Было немного грустно, потому что я покинула то место, где жила все свои 17 лет. И мы очень редко приезжали в город. Он казался мне чем-то другим. Почти что другой мир. Но оказалось, что это та же деревня, только большая. За исключением того, что здания здесь выше. Инфраструктура развита. И, пожалуй, люди иные. Люди из города заносчивее, чем из деревни. Уж не знаю, почему так сложилось, но я думаю так. Может, мне попадались только такие... По крайней мере, я достаточно долго живу в городе, чтобы иметь право так говорить. За это время я тоже изменилась... Стала более жестока. Я хладнокровна. Или просто пытаюсь себя уверить, что оно так. Раньше я не была такой. Город, как ветер, утёсы души преображает. Меняется форма, меняется...
Но не содержание. Внутри я всё та же. Порой кажется, что обстоятельства последних двух лет поменяли тебя до неузнаваемости. На самом деле, поменялся лишь окружающий мир. Другие стены, другие дома. И, кажется, звёзд не видно (даже без потолка). Я сразу это заметила. В этом городе ночью не видно звёзд, потому что искусственного света слишком много. Наверное, если выехать на небольшое расстояние от города, их уже будет видно. Поначалу меня печалило это обстоятельство, но потом я перестала заглядывать в окно. Просто потому что это было странно - смотреть вечером или когда все ложатся спать, в окно на третьем этаже. "Как будто можно что-то увидеть". Да. Дорогу и машины. Соседние кирпичные высотки. Иногда я мечтала там побывать, так как в тех домах живут более-менее состоятельные люди. Там было что-то типа элитного района. Сейчас я понимаю, когда уже побывала там, что это всего лишь жилища людей. В домах напротив всё также, как и было в общаге. Разве что комфортней и богаче. Совершенно новые, эти 15-этажные здания простоят там ещё много лет. Может быть, меня уже не станет, а они будут стоять. Ничего особенного. Только... люди другие. Они отличаются от меня. Было очень неудобно жить в общежитии. Я думала, почему я не могу абстрагироваться?.. Почему я не могу писать? Мысли вылетали из головы в пустоту, как пули, не нашедшие свою цель. Потом они кончились. Осталось только отчаяние. Какое? Что я... одна среди этих людей. Они не мои, не моего круга люди. И что я обманула себя, думая, что я еду в город к своим... Характеры. Мой характер трудносовместим. К тому же, я чудная. Так написано в психологических тестах, я не придумала. И всё же. Теперь я скучаю по общественной жизни. Это парадокс. Я так хотела уединения, чтобы писать. Чтобы творить. Но вместо этого я просто живу отдельно от всех. От всего. Я не одинока, нет, люди здесь, рядом. Но они не со мной. Я где-то на другой волне, а они дальше. Нет такого человека, как я. И это, наверное, так и должно быть. Слишком другая. Слишком всё по-другому. И если раньше я себя уверяла, что это всего лишь жизнь, а не ты иная, то теперь смысла отнекиваться нет. Это я такая. Я такая. Не изменишь ничего.
А хорошо бы уехать в Токио. Там сакура цветёт. И дождь и свет ночной, перекрывающий the day of night. И город большой и густонаселенный, в нём можно раствориться. Там никто тебя не знает, и ты никого не знаешь. И не придётся читать рекламные баннеры, пока не выучишь язык, не придётся слышать обрывки разговоров, чужих жизней. Не нужно будет узнавать людей. Я достаточно изучила характеров и лиц. Мне почти что понятно, что у человека за характер, когда я вижу его. Множество однотипных и маскирующихся под красивых и нормальных. Но это всего лишь пыльца... В Японии их слишком много, толпы. Не придётся невольно видеть глазами каждого, ведь все они будут всего лишь одной толпой, в том числе и ты. Всё смешается. Ах, ты говоришь так, как будто уже там. Да, нам всё множество этих лиц, либо ничего. Всё к твоим ногам, либо бедность и порог. Слава, либо пустое тщеславие.
А завтра лето.
Завтра 1 июня.
В городе дождь, свежо.
Мне нравится такая погода, когда на улице темно (то есть ночь), идёт дождик и светят фонари. В этом свете листва от клёнов красиво блестит. Почему-то вспомнила Токио. Настроение, как будто я там и слушаю радио на ютубе the bootlegboy (вроде так этот канал называется). Как будто я живу в высоком небоскрёбе, в небольшой, но уютной комнатушке. И ночью свет красиво светит, и город не спит. Не этот асфальт намокший, заборы... И пыль. Вдалеке, через дома, если посмотреть в окно моей нынешней спальни, видно реку. Она сейчас наверняка блестит от света магистральных огней. На том мосту красиво ночью проезжать. Я помню, когда я только приехала учиться, я поехала на выходные в Б, к тёте. Когда я ехала в такси вечером (но эта была осень, и казалось, как будто уже ночь), я впечатлялась этими огнями сказать что большого? (не знаю...) города. Тогда всё мне казалось ново и неизведанно. Было немного грустно, потому что я покинула то место, где жила все свои 17 лет. И мы очень редко приезжали в город. Он казался мне чем-то другим. Почти что другой мир. Но оказалось, что это та же деревня, только большая. За исключением того, что здания здесь выше. Инфраструктура развита. И, пожалуй, люди иные. Люди из города заносчивее, чем из деревни. Уж не знаю, почему так сложилось, но я думаю так. Может, мне попадались только такие... По крайней мере, я достаточно долго живу в городе, чтобы иметь право так говорить. За это время я тоже изменилась... Стала более жестока. Я хладнокровна. Или просто пытаюсь себя уверить, что оно так. Раньше я не была такой. Город, как ветер, утёсы души преображает. Меняется форма, меняется...
Но не содержание. Внутри я всё та же. Порой кажется, что обстоятельства последних двух лет поменяли тебя до неузнаваемости. На самом деле, поменялся лишь окружающий мир. Другие стены, другие дома. И, кажется, звёзд не видно (даже без потолка). Я сразу это заметила. В этом городе ночью не видно звёзд, потому что искусственного света слишком много. Наверное, если выехать на небольшое расстояние от города, их уже будет видно. Поначалу меня печалило это обстоятельство, но потом я перестала заглядывать в окно. Просто потому что это было странно - смотреть вечером или когда все ложатся спать, в окно на третьем этаже. "Как будто можно что-то увидеть". Да. Дорогу и машины. Соседние кирпичные высотки. Иногда я мечтала там побывать, так как в тех домах живут более-менее состоятельные люди. Там было что-то типа элитного района. Сейчас я понимаю, когда уже побывала там, что это всего лишь жилища людей. В домах напротив всё также, как и было в общаге. Разве что комфортней и богаче. Совершенно новые, эти 15-этажные здания простоят там ещё много лет. Может быть, меня уже не станет, а они будут стоять. Ничего особенного. Только... люди другие. Они отличаются от меня. Было очень неудобно жить в общежитии. Я думала, почему я не могу абстрагироваться?.. Почему я не могу писать? Мысли вылетали из головы в пустоту, как пули, не нашедшие свою цель. Потом они кончились. Осталось только отчаяние. Какое? Что я... одна среди этих людей. Они не мои, не моего круга люди. И что я обманула себя, думая, что я еду в город к своим... Характеры. Мой характер трудносовместим. К тому же, я чудная. Так написано в психологических тестах, я не придумала. И всё же. Теперь я скучаю по общественной жизни. Это парадокс. Я так хотела уединения, чтобы писать. Чтобы творить. Но вместо этого я просто живу отдельно от всех. От всего. Я не одинока, нет, люди здесь, рядом. Но они не со мной. Я где-то на другой волне, а они дальше. Нет такого человека, как я. И это, наверное, так и должно быть. Слишком другая. Слишком всё по-другому. И если раньше я себя уверяла, что это всего лишь жизнь, а не ты иная, то теперь смысла отнекиваться нет. Это я такая. Я такая. Не изменишь ничего.
А хорошо бы уехать в Токио. Там сакура цветёт. И дождь и свет ночной, перекрывающий the day of night. И город большой и густонаселенный, в нём можно раствориться. Там никто тебя не знает, и ты никого не знаешь. И не придётся читать рекламные баннеры, пока не выучишь язык, не придётся слышать обрывки разговоров, чужих жизней. Не нужно будет узнавать людей. Я достаточно изучила характеров и лиц. Мне почти что понятно, что у человека за характер, когда я вижу его. Множество однотипных и маскирующихся под красивых и нормальных. Но это всего лишь пыльца... В Японии их слишком много, толпы. Не придётся невольно видеть глазами каждого, ведь все они будут всего лишь одной толпой, в том числе и ты. Всё смешается. Ах, ты говоришь так, как будто уже там. Да, нам всё множество этих лиц, либо ничего. Всё к твоим ногам, либо бедность и порог. Слава, либо пустое тщеславие.
А завтра лето.
Чёрт, мне скоро 20 лет.
А я веду себя, как подросток. Ну ей богу. Это неправильно. А что делать? Как и в 17. Наступит два десятка, но ничего не изменится. Потому что не изменюсь я. Правда, иногда надеюсь, что буду меньше ныть. Но для этого надо, чтобы мало времени свободного оставалось. А у меня дела, календарь на тысячу лет вперёд пустой... Но дела?.. Какой в них толк? Ведь скоро опять в гроб. Опять. Ты мыслишь практично, ScIn. Нужно быть менее вдумчивой, более легкомысленной. Что я и стараюсь делать. Но не выходит у меня, не выходит. Я до чёртиков ответственна. Если кому-то на работу нужны гипер-ответсвенные люди, пишите. Если кому-то нужны люди, готовые рисковать своей жизнью, либо здоровьем - тоже пишите. Ну, а если вам просто нужны люди, точнее, человек, то... пишите. Коли хотите. Хотя я бы не советовала. Это так... раз заговорила. Два заговорила, три. Ну это не серьёзно, ScIn. Не серьёзно. А зачем что-то воспринимать вообще всерьёз, раз недолго осталось? Положим, хоть и сто лет, так это же ничтожно мало пред дальнейшей Вечностью. Ты веришь в Ничто. А Ничто в тебя не верит. Это нехорошо. Неприятно. Почему это я должна в кого-то верить, а? Кто меня обязывает? Но ведь ты веришь в Ничто. А Ничто - это всё. И наоборот. Это много-мало. Это необъятность ничтожности. Ничтожность необъятности. В общем, это не суть важно. Всё равно.
Вот в этом вся моя дрянная философия. Ничтожная. Ничтожна я. Ничто, ни что, нечто. Некто. Ни кто. Никто. Н
носорог-рог-рог идёт,
крокодил-дил-дил плывёт
А я веду себя, как подросток. Ну ей богу. Это неправильно. А что делать? Как и в 17. Наступит два десятка, но ничего не изменится. Потому что не изменюсь я. Правда, иногда надеюсь, что буду меньше ныть. Но для этого надо, чтобы мало времени свободного оставалось. А у меня дела, календарь на тысячу лет вперёд пустой... Но дела?.. Какой в них толк? Ведь скоро опять в гроб. Опять. Ты мыслишь практично, ScIn. Нужно быть менее вдумчивой, более легкомысленной. Что я и стараюсь делать. Но не выходит у меня, не выходит. Я до чёртиков ответственна. Если кому-то на работу нужны гипер-ответсвенные люди, пишите. Если кому-то нужны люди, готовые рисковать своей жизнью, либо здоровьем - тоже пишите. Ну, а если вам просто нужны люди, точнее, человек, то... пишите. Коли хотите. Хотя я бы не советовала. Это так... раз заговорила. Два заговорила, три. Ну это не серьёзно, ScIn. Не серьёзно. А зачем что-то воспринимать вообще всерьёз, раз недолго осталось? Положим, хоть и сто лет, так это же ничтожно мало пред дальнейшей Вечностью. Ты веришь в Ничто. А Ничто в тебя не верит. Это нехорошо. Неприятно. Почему это я должна в кого-то верить, а? Кто меня обязывает? Но ведь ты веришь в Ничто. А Ничто - это всё. И наоборот. Это много-мало. Это необъятность ничтожности. Ничтожность необъятности. В общем, это не суть важно. Всё равно.
Вот в этом вся моя дрянная философия. Ничтожная. Ничтожна я. Ничто, ни что, нечто. Некто. Ни кто. Никто. Н
носорог-рог-рог идёт,
крокодил-дил-дил плывёт
Комментарии (3)
Комментарии (4)
Я должна попытаться начать жить жизнь заново.
Забыть всё, что произошло, начиная с 2017 года. Быть непосредственно ребёнком, чтобы ускоренно проплыть все пять лет. Как будто их и не бывало, и никто не умирал. Мир не рушился.
Да, пожалуй, стоит себя убедить в том, что я не писатель, не философ, а простой обыватель на этой планете в этой стране. Стоит удалить все глубокомысленные песни из плейлиста и накачать того, что сейчас слушают зумеры. Побольше попсы, чтобы заткнуть эту дыру в душе, а может быть, и саму душу. Заткнуть этими грязными тряпками. Променять на счастье неведения свой разум. Содрать со своих рукавов все знаки и в целом содрать шкуру вместе с мясом, оставив только сушеный остов.
Удалить из закладок дневник, оставить его на попечение других попяченных умов. Рассматривать несуществующее прошлое другого человека.
Пожалуй, стоит удалить все свои фотографии и видео, что я когда-либо снимала. Купить новый телефон, но сначала переехать на другой конец страны, подальше забиться в укромный уголок, где никто меня не найдёт. Где я сама себя не смогу вспомнить. Сменить имя и фамилию (всё равно скоро менять паспорт). Буду Ингой Ивановой какой-нибудь. Уеду в ПГТ на окраинах Москвы и буду работать за гроши всю жизнь. Я буду работать так, чтобы не было времени думать. Приносить доход государству, так сказать. Пахать. А по выходным буду сидеть целый день вязать или сидеть в кафе с подругой. И никаких больше Сартров, никаких больше игр в великих философов. Я заведу ребёнка и мужа, да, как все люди, и машину заведу. Во. Отлично. Может позже ещё одного спиногрыза, чтобы мыслей в башке меньше было. А может, стоит ваще наплодить детишек, как было в старые времена, штук десять? Хорошая задумка, хватит на всю жизнь реализовывать. В этом ведь по-сути и смысл женщины. Я стану другой, я стану безликой.
Я похороню себя заживо.
Но разве ещё не?
Забыть всё, что произошло, начиная с 2017 года. Быть непосредственно ребёнком, чтобы ускоренно проплыть все пять лет. Как будто их и не бывало, и никто не умирал. Мир не рушился.
Да, пожалуй, стоит себя убедить в том, что я не писатель, не философ, а простой обыватель на этой планете в этой стране. Стоит удалить все глубокомысленные песни из плейлиста и накачать того, что сейчас слушают зумеры. Побольше попсы, чтобы заткнуть эту дыру в душе, а может быть, и саму душу. Заткнуть этими грязными тряпками. Променять на счастье неведения свой разум. Содрать со своих рукавов все знаки и в целом содрать шкуру вместе с мясом, оставив только сушеный остов.
Удалить из закладок дневник, оставить его на попечение других попяченных умов. Рассматривать несуществующее прошлое другого человека.
Пожалуй, стоит удалить все свои фотографии и видео, что я когда-либо снимала. Купить новый телефон, но сначала переехать на другой конец страны, подальше забиться в укромный уголок, где никто меня не найдёт. Где я сама себя не смогу вспомнить. Сменить имя и фамилию (всё равно скоро менять паспорт). Буду Ингой Ивановой какой-нибудь. Уеду в ПГТ на окраинах Москвы и буду работать за гроши всю жизнь. Я буду работать так, чтобы не было времени думать. Приносить доход государству, так сказать. Пахать. А по выходным буду сидеть целый день вязать или сидеть в кафе с подругой. И никаких больше Сартров, никаких больше игр в великих философов. Я заведу ребёнка и мужа, да, как все люди, и машину заведу. Во. Отлично. Может позже ещё одного спиногрыза, чтобы мыслей в башке меньше было. А может, стоит ваще наплодить детишек, как было в старые времена, штук десять? Хорошая задумка, хватит на всю жизнь реализовывать. В этом ведь по-сути и смысл женщины. Я стану другой, я стану безликой.
Я похороню себя заживо.
Но разве ещё не?
Комментарии (1)
Потихоньку, потихонечку разум ускользает от меня.
Я хотела этого.
Ибо мне не вынести. Я не смогу выжить в этой жизни. Или смогу, но не смогу сохранить себя. Да, вчерашняя ложь может обернуться иной ложью.
Всего лишь защитный механизм. Который спасёт меня от потерь.
Пока я могу составлять слова в предложения, я буду писать. Пока я могу размышлять, я буду думать. Думать обо всём и транслировать свои мысли сюда.
Всё теряет смысл перед смертью.
Мы все умрём, а значит и жизнь не имеет смысла.
Нужно быть более разнузданной, хватит с меня правил. Люди, пытающиеся мне объяснить, были правы.
Я закосячила свою жизнь.
Я хотела этого.
Ибо мне не вынести. Я не смогу выжить в этой жизни. Или смогу, но не смогу сохранить себя. Да, вчерашняя ложь может обернуться иной ложью.
Всего лишь защитный механизм. Который спасёт меня от потерь.
Пока я могу составлять слова в предложения, я буду писать. Пока я могу размышлять, я буду думать. Думать обо всём и транслировать свои мысли сюда.
Всё теряет смысл перед смертью.
Мы все умрём, а значит и жизнь не имеет смысла.
Нужно быть более разнузданной, хватит с меня правил. Люди, пытающиеся мне объяснить, были правы.
Я закосячила свою жизнь.
Комментарии (3)
Ты забыла, кем ты была?!
Бездонным, безмерным, чистым океаном.
А стала?
Грязной лужей, на которой расплылось масляное пятно.
Но я не должна, я не должна...
Я не должна! Стираться треклятой клячкой.
Ты не должна разбрасываться.
А что, если уже слишком поздно?
Тебя съел город и весь прошлый год.
Перемолол в пылюку?
Я даже в дате ставлю предыдущий год, когда пишу что-нибудь. Не дошла ещё до 2022... А раньше, как помню, всё грешила 2017... Даже в совместных сочинениях.
Тут уж и нельзя не подумать, что я действительно мертва, как и планировала. Всё получилось!)
Бездонным, безмерным, чистым океаном.
А стала?
Грязной лужей, на которой расплылось масляное пятно.
Но я не должна, я не должна...
Я не должна! Стираться треклятой клячкой.
Ты не должна разбрасываться.
А что, если уже слишком поздно?
Тебя съел город и весь прошлый год.
Перемолол в пылюку?
Я даже в дате ставлю предыдущий год, когда пишу что-нибудь. Не дошла ещё до 2022... А раньше, как помню, всё грешила 2017... Даже в совместных сочинениях.
Тут уж и нельзя не подумать, что я действительно мертва, как и планировала. Всё получилось!)
Хах, и как ни странно, при всём этом я сохранила себя. Когда-то давно я дала себе обещание - сохранить себя во чтобы то ни стало, сохранить, даже если сохранять будет бессмысленно. Я смогла. Не то, чтобы мне пришлось сидеть заспиртованной в баночке, но сущность моя осталась неизменной, не смотря на то, через что пришлось мне пройти. Ты всё такая же... Ты глядишь на себя с точки зрения прошлого. Ты та же). И ты улыбаешься самой себе. Ты не можешь изменить себе. У тебя принципы. Ты говоришь: "У меня принципы, потому что я молодая, и я буду упряма до прямоты в своих убеждениях". Я буду доказывать до хрипоты в горле, что я права. В этом мире всё будет по-моему, пусть я буду по уши в дерьме. Я останусь собой, не размениваясь ни на что, что бы со мной не происходило.
Просто... иногда бывают времена, когда ты попадаешь под чужое влияние. Нет, немного не так... Под чужую картину мира пытаешься себя подогнать (в рамочку), чтобы быть на одной волне. Что было в начале? Старые египетские пирамиды, а заканчивается всё чем? примитивнейшим тетраэдром. Упрощением. Отчего такое происходит? Да от того самого. Пытаешься стать... нормальной. Такой же. И скатываешься, скатываешься в примитив, в тупое нагромождение пустых фраз, не дающих ни красоты, ни формы. А всё должно быть, как на картинке. Как в книжке. Но нет же. Ты переходишь на их убогий сленг, и теряешь себя. В обществе теряешь себя. И думаешь, думаешь: "Господи, да неужели я могла так дурно выразиться, неужели я настолько косноязычна??" Показываю себя тупицей. Да и в принципе так и есть. Не важно это. Только вот... приходится стирать ластиком (на время, ведь снова проявится) свою сущность, чтобы шагать в ногу со всеми.
А что, если я остановлюсь? Что, если я оступлюсь и упаду с лестницы? Если я нечаянно в небо ворвусь, в оконный его лоскут?
"Мы мигом её отвезём в больную больницу))"
Просто... иногда бывают времена, когда ты попадаешь под чужое влияние. Нет, немного не так... Под чужую картину мира пытаешься себя подогнать (в рамочку), чтобы быть на одной волне. Что было в начале? Старые египетские пирамиды, а заканчивается всё чем? примитивнейшим тетраэдром. Упрощением. Отчего такое происходит? Да от того самого. Пытаешься стать... нормальной. Такой же. И скатываешься, скатываешься в примитив, в тупое нагромождение пустых фраз, не дающих ни красоты, ни формы. А всё должно быть, как на картинке. Как в книжке. Но нет же. Ты переходишь на их убогий сленг, и теряешь себя. В обществе теряешь себя. И думаешь, думаешь: "Господи, да неужели я могла так дурно выразиться, неужели я настолько косноязычна??" Показываю себя тупицей. Да и в принципе так и есть. Не важно это. Только вот... приходится стирать ластиком (на время, ведь снова проявится) свою сущность, чтобы шагать в ногу со всеми.
А что, если я остановлюсь? Что, если я оступлюсь и упаду с лестницы? Если я нечаянно в небо ворвусь, в оконный его лоскут?
"Мы мигом её отвезём в больную больницу))"
15:17
2/03/22 - 6:28 no name
Там тихо слышался звук утраты
Утраты во вне.
Это произошло в здании общественности. Скорее всего, это была школа или какое-то заведение для детей.
Я не знал, что это была игра, и, в конце концов, перед глазами выскочит табличка, на которой будут все дозы.
Не помню, как конкретно оказался здесь, но очнулся среди детей, шумевших на лавочке. Все они были разных цветов, пород, возрастов... Разноцветная одежда играла в глазах, превращая видимую картину в сплошное яркое и веселящее от возни пятно. Я среди людей. Я среди детей. Немыслимо... Последние полтора года я сидел в своей конурке, потупившись, не смотря в глаза самому себе. Хаххах, ну и шутка. На самом деле, ничего смешного здесь нет. За это время я словил десятки приходов, несколько бэд-трипов и абсцесс в рулевой левой руке.
В кабинете напротив, из чуть приоткрытой двери, слышны были приглушенные и разрывающиеся эхом голоса. Эхом? В том здании всё было странным, ну или я был странным, а всё было обычным. Дети облепили меня, как по осени облепляют дикого шмеля паразиты, который закапывается в землю до следующей весны. Честно сказать, я бы тоже хотел иметь такую возможность. Или хотя бы замерзать, как лягушка. Ну да ладно, отвлёкся. Рассказ мой будет долгим (?).
"Я вообще-то здесь, эй, куда ты смотришь?" - это было адресовано, видимо, мне. Я попытался сфокусировать взгляд и увидел выросшую передо мной фигуру. Какой-то пацан. Чё ему от меня надо?
"Костян, ты чё такой помятый-то? Куда опять залез?" - спросила фигура.
Орава детей вокруг бесновалась и висела на моей шее, орала в уши.
Я резко встал. В глазах потемнело, фигура отошла на задний план, и я, как какой-то крейсер, покачнувшись, поплыл по длинному каридору с ужасным розовым линолиумом с красными тонкими узорами, которые, впрочем, нещадно размывались под моими ногами.
Следом за мной поспешил тот парень, кричащий что-то мне в догонку.
Вдруг всё начало проясняться. Как же так? Что это было? Где я? Не помню, чтобы что-то с утра брал в рот, кроме зубной щётки. Но она не в счёт. Я не долбил сегодня. Тогда какого хрена? И где я, раз на то пошло? Вопросы начали забивать мою голову так, что поначалу я не увидел, что оказался в какой-то столовке. Или ресторане... Черт пойми где. Преследователя, окрестившего меня Костяном, нигде не было. Кстати, зовут меня Андрей, чтоб вы знали наверняка, не какой-то там дурацкий Костя.
Я осмотрелся. В большом светлом помещении не было окон, ни единого. Всегда следует обращать внимание на такие "мелочи". Мелочи? В здании нет часов и окон, как в казино, и это "мелочи", небольшие неважные факты... Жёлтый свет лился с потолка и с углублений в светло-синих стенах. Хотя лучше будет сказать, что они были серо-голубые. Не из-за грязи, разумеется, а что вы подумали? Там было всё довольно цивильно, это вам не моя квартира - три доски в закутке, закрывающие меня от посторонних глаз, в том переходе (хотя туда редко кто смотрит и заходит). Я круто развернулся на месте и увидел живую изгородь. Не переживайте, так называется стена, состоящая из множетства полочек, на которых стоят горшки с комнатными растениями. Кажется, за изгородью тоже были столики, только придвинуты они были к сплошной, красивого цвета стене. Неплохой дизайн, я бы сказал. Но меня волновало больше другое - что это за место и как я здесь оказался. Я твёрдо решил сии обстоятельства разузнать.
Через живую изгородь было видно, как за столиками сидят люди. Мне казалось, что лучше идти туда, и если я наткнусь на что-нибудь интересное, то остановлюсь и исследую это.
Некудышний мозг повёл моё не менее жалкое тело в ту сторону, как вдруг меня настиг тот парень, который докапывался до меня.
- Ты чё убегаешь, Костян? - немного обиженный и злой голос.
Моим выбором было ломать комедию, я всегда держусь такого нехитрого плана.
- А чего тебе надо? - скребущим по своим же ушам голосом просипел я.
- Мы же договаривались. Сегодня в семь на лестнице. Не забудь чашу.
Чашу? Это что получается, я попал в какую-то секту? Упоси господь меня от такого...
- Аа, да, я немного забыл... ых, вернее, запамятовал.
- Ну ты, такое важное событие, а он... не забудь, ещё раз повторю: в семь на лестнице. И не надо от меня убегать. Если боишься, то так и скажи.
Люди никогда не видят подвоха, если заняты своими важными мыслями. И не видят очевидного. Так и мой собеседник, в глазах не видел моих плещущейся тревоги и непонимания.
- Неет, ты чё, конечно я буду. Давай, бывай.
Пацан спешно ретировался. Может, ещё кого предупредить ему надо?
Вопросов не становилось меньше, скорее, наоборот. От этого потихоньку начанала болеть голова. Раздувшийся мозг всё ещё упорно не желал воспринимать происходящее. Как трип, если он был, когда я сидел на той лавочке, так быстро закончился? И что за лестница, на каком она этаже?
Следовало вернуться в коридор. Я пошёл опять за живую изгородь, но вдруг увидел... знакомое лицо. Это была моя подруга... детства? Как я её узнал? Господи, как вымахала, и всё так же красива. Она сидела одна. Я решил ни чему больше не удивляться, и подошёл к столику, придвинутому к серо-голубой стене.
- Катя? Ты? - ненавижу свой голос.
Пауза.
- Параграф 36, правило 9: не подходи в камилиториях к незнакомым людям. Отвянь от меня, пожалуйста, если не слышал таких правил раньше.
Где? Что за камилиторий? Это так называется сие место? На редкость тупое название. Погодите. Это от слова "крематорий"? Бред какой-то.
- Я...я...а что это за место? - стушевался я от сказанных слов.
- Ты идиот? Я же сказала - отойди от меня, - девушка, очень сильно похожая на Катю, повысила голос на регистр.
Что конечно же меня не остановило)). Я собрал все свои мыслительные силы в... кулак... нет, в разговорный центр головного мозга, где сидят тысячи таких, как я, и подсказывают фразочки, а выпаливаю я всё равно не то, что надо...
- Вы Катарина? Катарина Чертовски?
- Откуда... откуда вы знаете мою фамилию?? О Господи боже, я сейчас вызову оХРу!
- Чшш, успокойтесь. Не нужно никого вызывать. Что такого, что я знаю вас по фамилии?
Внезапно я вспомнил, как изучал в институте методы социальной инженерии (ходил на несколько занятий и внимал соседу по парте, а не преподу), и мне стало намного увереннее говорить.
И что, в конце концов, у них за странные словечки? ОХРа - это что, охрана что ли? Камилиторий - место, где я нахожусь. Здесь все попяченные? Хах, по всей видимости, да.
- Что такого?.. - Катя как-то резко сдулась и уже не кричала.
- Да, а что такого?
- Вы... я... вас где-то видела раньше...
- Ну да, ты чё, не узнала? Это же я - Андрей.
- Тот, что *****?
- Именно.
Барышня потупила взгляд.
- Тут нету второго стула? - спросил.
- Ты видишь, все по одному сидят. Нельзя.
- Чт... - меня перебили.
- Пойдем в коридор, там можно смешаться с линолеумной толпой.
Я вспомнил этот мерзкий розоватый цвет, как будто кожа новорождённого, только вся в красных нитчатых узорах. Тот ещё пол...
Катя встала, бросив ложку и то, что было в тарелке (а там плавали белые шарики в мутно-синем "молоке".
Хорошо, хоть столовые приборы тут нормальные.
- Иди позади, когда выйдем в коридор, поравняешься со мной. Не заговаривай сразу. На нас и так уже смотрят.
Странные указания. В коридоре ведь была толпа детишек, шумно голдящих, и никто им слова поперёк не сказал. Так почему же здесь нельзя нормально пообщаться... Или, может быть, к девушкам нельзя подходить? А может, она здесь какая-то важная персона? Что за фигня?? Ответов не было.
Лестница. Не забыть про лестницу в семь. А часов-то нет...
...
...
...
08:51
Мария Петровых
Подумай, разве в этом дело,
Что ты судьбы не одолела,
Не воплотилась до конца,
Иль будто и не воплотилась,
Звездой падучею скатилась,
Пропав без вести, без венца?
Не верь, что ты в служеньи щедром
Развеялась, как пыль под ветром.
Не пыль - цветочная пыльца!
Не зря, не даром все прошло.
Не зря, не даром ты сгорела,
Коль сердца твоего тепло
Чужую боль превозмогло,
Чужое сердце отогрело.
Вообрази - тебя уж нет,
Как бы и вовсе не бывало,
Но светится твой тайный след
В иных сердцах... Иль это мало -
В живых сердцах оставить свет?
1967
Что ты судьбы не одолела,
Не воплотилась до конца,
Иль будто и не воплотилась,
Звездой падучею скатилась,
Пропав без вести, без венца?
Не верь, что ты в служеньи щедром
Развеялась, как пыль под ветром.
Не пыль - цветочная пыльца!
Не зря, не даром все прошло.
Не зря, не даром ты сгорела,
Коль сердца твоего тепло
Чужую боль превозмогло,
Чужое сердце отогрело.
Вообрази - тебя уж нет,
Как бы и вовсе не бывало,
Но светится твой тайный след
В иных сердцах... Иль это мало -
В живых сердцах оставить свет?
1967